Десятый

Командир Александр Шерстобитов, построив вверенное подразделение на берегу Онего, внимательно оглядел партизан:

– Ну не партизанское войско, а прямо Антанта какая-то! – вырвалось у него. И ведь действительно разведгруппа вооружена разнообразно.

Петрозаводчанин Александр Демахин из молодых, но уже обстрелянных бойцов стоял в строю с бельгийской винтовкой. Александр – скуластый, небольшого роста, дисциплинированный комсомолец лет двадцати пяти из рабочих литейного цеха Онежского завода. С заводом в эвакуацию не поехал. И когда в июле 1941 года из рабочих завода формировали партизанский отряд, одним из первых записался в него. Он не помнил своего отца, погибшего в 1919 году в бою с белофиннами под Кивачом.

За ним в шеренге стояли братья-погодки охотники-промысловики Беляевы – Владимир и Константин. Невысокие и выносливые парни из вепсской Рыбреки. Их семья тоже потеряла отца в самом конце Финской войны в феврале сорокового, без вести пропал он под Суомуссалми. Братья шли в сто крат хоженные родные места с особым трепетом, с желанием поквитаться с финнами за землю родную, а за отца – особенно. Охотники признавали лишь одно оружие – надёжную трёхлинейку. Винтовка, конечно, громоздкая, но незаменимая в бою для прикрытия. Дальность выстрела и точность этого оружия были лучшие, и на открытой местности или на льду озера вепсы держали финских автоматчиков на значительном расстоянии.

У опытных разведчиков карела Александра Копысова и финна Ильи Кемппи на груди висели трофейные финские автоматы «Суоми», в близком бою надёжные, но тяжеловатые. Разведчики были костяком группы. Копысов был невысок ростом и кривоног. Кемппи – рослый и чрезвычайно выносливый, привычный к военным тяготам боец.

Долговязый украинец Петро Костенко, радист группы, не расставался с отечественным ППШ. Громоздкая рация и запасные батареи к ней оттягивали сутулые плечи. В Карелии он оказался как строитель Беломорканала. По завершении ударной стройки на Украину не вернулся, так и прижился на Севере.

Могучий, двухметрового роста Иван Румзин, уроженец Кондопоги, играючи держал на плече ручной пулемёт системы Дегтярёва, не чувствуя его тяжести. Перед ним стояли самодельные санки с полозьями из деревянных лыж. На них в плотно стянутом брезентовом мешке лежали семь запасных пулемётных дисков. Двуручная пила была свёрнута в кольцо и подвязана верёвкой, пара топоров в обязательном порядке крепилась рядом.

Сани в таком дальнем походе не прихоть, а необходимость – если что, на них не только тяжёлый пулемёт приходилось везти, но и раненого с поля боя можно было вытащить и до базы доставить, что нередко случалось.

Минёр Андрей Сотников, тридцатилетний неторопливый вологжанин, поправлял на груди немецкий автомат. Рюкзак, гружённый полутора десятками килограммов тола, стоял рядом. Он единственный из группы прошёл диверсионную спецподготовку в Подмосковье.

Почти у каждого из партизан были ещё и пистолеты, в основном трофейные – немецкие вальтеры, бельгийские кольты. У командира разведгруппы, кроме отечественного автомата ППШ, был добытый в бою парабеллум. У всех бойцов было как минимум по четыре-пять гранат и килограммовый запас толовых шашек.

– Завтра поутру выходим. Значит, так, маскхалаты получить в прачечной. После – всем смолить лыжи. На вечерней поверке посмотрю лично у каждого. Разойтись!
– удовлетворённый осмотром личного состава, скомандовал Шерстобитов.

Ему ещё предстояло наведаться на продовольственный склад отряда и тщательным образом отобрать продукты для разведгруппы.

– Разрешите обратиться, товарищ командир? – перед Шерстобитовым возник высокий молоденький боец Юсси Мякинен.

– Говори, – не по уставу ответил командир взвода.

– Включите меня в состав разведгруппы. Да не могу я больше на базе находиться. Вы же знаете, товарищ командир, моя девушка ушла на задание в группе Мартынова. До сих пор не вернулись. Не могу здесь сидеть – она там… в тылу врага – а я!.. Да я права не имею в тылу отсиживаться! Не подведу!

– Нет! – коротко отсёк командир и широким шагом двинулся дальше. Но Юсси догнал его, вновь преградив путь.

– Возьмите, товарищ командир!

Шерстобитов хотел было отчитать за назойливость молодого партизана, но остановился. Его будто прошибло, накрыло мыслью: парнишка очень напоминал ему сына – такого же роста и всего на год старше. Да ведь и девушка у него перед самой войной была…

«Нет, всё-таки мой пацан помосластей будет. Кость широкая – есть в кого», – невольное сравнение иголкой вонзилось в сердце. Шерстобитов не видел сына с сентября прошлого года: он сейчас находился в окопах под Москвой.

– Да как я тебя возьму? У меня полный комплект. Все, кто нужен, уже в обойме. Потом – ты не из моего взвода. У меня приказ командира отряда: разведгруппа должна состоять из девяти человек. Да ты и в бою ещё не бывал, и в разведку не ходил.

– Я не подведу! – не отступал молодой боец.

Шерстобитов долго испытующе смотрел на Юсси. Тот не дрогнул, взгляд выдержал.

«Упёртый. Прямо как мой».

– Ладно. Дуй в штаб! Бортко разрешит – будешь десятым, – дал шанс командир.

Мякинен того и ждал.

Шерстобитов давно приглядывал за парнишкой.

Юсси появился в отряде ближе к зиме. От природы неспешный, высокий, он пришёл в отряд с угрюмым лицом и горячей решимостью драться с захватчиками. Его мать и младшая сестрёнка погибли во время бомбёжки эшелона при эвакуации Онежского завода. Учился Юсси военному ремеслу яростно. Шерстобитов частенько наблюдал, как молодой партизан упрямо и сосредоточенно разбирал и чистил оружие, скрупулезно рассматривая каждую деталь, тщательно натирая её до блеска. Со стрельбища уходил в последнюю очередь. Осваивал подрывное дело. Как одержимый занимался физподготовкой. За несколько месяцев, проведённых на партизанской базе, даже спал с лица – уверенно обозначились скулы, в глазах засветились решительные огоньки. Парнишка подсох телом основательно, окреп мускулами, огрубел в движениях. А с тех пор как встретил в отряде Полю, смягчился, повеселел. Потеря матери и сестры отнюдь не отошла на второй план, а лишь зарубцевалась тонкой плёнкой. Теперь он с особым рвением натирал густым гуталином, драил до умопомрачительного блеска кирзачи. Бляха поясного ремня, тщательно отполированная пастой гои, парадно сверкала пятиконечной звездой, отбрасывая солнечные зайчики.
Небольшого роста, юркая, стремительная, как горностай, с короткой мальчишеской стрижкой, Поля была немного старше его. Её лицо, чуть вытянутое, с острым подбородком, было слегка побито угрями еще в ранней юности, но высокий и чистый лоб остался нетронут.

Юсси мучительно столбенел и стремительно краснел, когда Поля смотрела на него пронзительно-чистыми, живыми, как лесной ручей, глазами. Она, видя его юношескую застенчивость, звонко смеялась и убегала прочь, но всегда оборачивалась, заставляя его пунцоветь ещё больше.

Матери Полина лишилась в голодном Поволжье в начале тридцатых. Отец вместе с дочуркой сумел вырваться из гиблых мест и уехать в Медвежьегорск. В Карелии тогда жилось полегче. Лес кормил, и в Онего рыба водилась. Отец устроился на железную дорогу, а на лето отвозил Полинку к тётке своей – Клавдии Ивановне в посёлок Шальский. В начале войны отца призвали с фашистом воевать. Без вести пропал уже в сентябре 1941 года. Погоревав, Поля уехала к единственной близкой родственнице Клавдии Ивановне, но дома сидеть не стала. В октябре, когда финны подошли к Медвежьегорску, Полина напросилась в партизанский отряд санитаркой. И уже в ноябре вместе с частями регулярной Красной армии партизанский отряд участвовал в боях с финнами, обороняя город. Там Полина впервые побывала на передовой. В начале декабря Медвежьегорск с тяжёлыми боями был сдан финнам, и отряд вернулся на свою базу в посёлок Стеклянный. Там уже через два месяца Поля успешно освоила радиостанцию и скоро оказалась в разведгруппе Мартынова.

Юсси приглянулся ей не сразу. В отряде молодых парней хватало, но только его неуклюжие попытки завязать с ней какой-никакой разговор тронули сердце Полины. Выспела между ними любовь, за короткий месяц выспела. В трескучие рождественские морозы молодые выпросили совместную увольнительную на сутки. Командир улыбнулся, но увольнительную дал.

Поля повела Юсси в посёлок проведать Клавдию Ивановну. Та молодых ждала. Испекла рыбник. Соленьев открыла разных, бруснику-ягоду мочёную празднично выставила, а как за трапезу сели, водрузила на стол бутыль самогона. Поговорила с родственницей о том о сём, молодца разглядела, но с гостями засиживаться не стала. После третьей рюмки вспомнила вдруг что-то, метнулась вон из избы. Вернувшись через скорую минуту, оповестила молодых, что банька почти готова, но ещё охапка дров в печке помехой не будет. Тут же, извиняясь, Клавдия Ивановна умчалась к соседке. Хозяйствуйте, мол, сами – и оставила девушку в избе на правах хозяйки. После её ухода Поля недопитую бутылку в шкаф прибрала. Ещё целый час чаёвничали. Потом Поля собрала чистые полотенца…

…В бане разглядеть себя дала, но к телу не пустила.

Лишь тихо на ухо шепнула «после», жарко обдав Юсси сладким дыханием девичьим.

После, оказавшись с Полиной в бабкиной спальне, Юсси сперва сробел, целуя торопно и неумело, но потом всё сошлось между ними, как должно было между любящими сойтись. Познали они то сладостное и нестыдное чувство наслаждения на бабкиных перинах, о коем давно мечтали…

…Юсси тянулся за ней. Сильно задевало, что его до сих пор не брали на вылазки партизан, а подруга регулярно уходила во вражеский тыл в составе разведгруппы Мартынова. Он, трепетно ожидая её с задания, занимался боевой подготовкой с ещё большим усердием. А сейчас и вовсе извёлся, просто не имел права оставаться в отряде. Группа Мартынова не выходила на связь уже несколько дней.

Что было дальше, можно прочесть в новой книге С.Пупышева «Один глоток жизни». Книгу можно найти в Национальной библиотеке Карелии.

Источник