Впервые петрозаводская публика увидела Хесуса Навейру весной 2014 года в Карельской филармонии. Тогда симфонический оркестр под руководством студента консерватории исполнял хиты ливерпульской четверки вместе с карельской рок-группой «16 тонн». Сейчас Хесус, уже профессиональный дирижер, открывал сезон Музыкального театра обновленным балетом «Ромео и Джульетта» в рамках фестивальных показов «Золотой маски».
Наши музыканты без оговорок приняли нового маэстро. Фото: ИА «Республика» / Николай Смирнов
«Республика» поговорила с Хесусом Навейрой о тренировках — музыкальных и спортивных, — экспериментах и отваге, необходимой для того,чтобы не бояться полностью поменять свою жизнь.
Некоторое время в Музыкальном театре, где Хесус Навейро работает дирижером, его называли, делая ударным первый слог имени. Хесус улыбался и не поправлял.
— Ваши родители, хотели видеть особенным человеком, поэтому дали такое имя?
— В Испании Хесус — обычное имя, ничего божественного. Наша семья тоже вполне обычная. Мой старший брат — инженер-экономист. С искусством, музыкой, связан только я и еще папа, который иногда играет на гитаре.
Хесус Навейра, окончив консерваторию по классу скрипки, работал скрипачом в испанских и российских оркестрах, затем получил специальность дирижера. В 2016 году окончил Санкт-Петербургскую государственную консерваторию. В 2015 году стал финалистом Международного конкурса молодых дирижеров в Загребе. Выступает со многими российскими коллективами, в том числе Санкт-Петербургским государственным академическим симфоническим оркестром, Оркестром Государственного Эрмитажа, Российским Роговым оркестром, Санкт-Петербургским молодежным симфоническим оркестром, оркестром театра «Зазеркалье», сотрудничает с кафедрой композиции Санкт-Петербургской консерватории. Художественный руководитель и главный дирижер Симфонического оркестра Сороллы. С 2017 года дирижер Музыкального театра Карелии.
— Папа на вас повлиял в музыкальном отношении?
— Я с трех лет пел с папой песни под его гитару. Потом меня отдали учиться игре на фортепиано и на скрипке. Наши песни я вспомнил в Петрозаводске, когда дирижировал оркестром на концерте с участием рок-музыкантов. Мы исполняли композиции «Битлз».
В Испании Хесус ходил и на рок-концерты тоже. Фото: ИА «Республика» / Николай Смирнов
— Вам понравился этот опыт?
— Мне было очень интересно. Я привык к строгости, и вдруг — свободные песни в мире классической музыки. Я открыт для нового, всегда готов соединять разные жанры, лишь бы не «снижать» музыку. В поп-музыке и рок-музыке часто есть снижения, а музыка должна вести вверх. Нам нужно подниматься, а не наоборот. В этом серьезный смысл искусства. Я знаю человека, который вдруг изменился после 6-й симфонии Шостаковича. До этого он никогда не слушал классическую музыку! Да, она не сразу становится понятной, но нужно заниматься.
— Почему вы не остались скрипачом, а захотели стать дирижером?
— Дирижер — это глубина, это мощь ансамбля и возможность личной интерпретации произведения. Мне всегда было интересна фигура дирижера. Этот мир открыл мне Александр Поляничко, дирижер Мариинского театра. Сейчас он работает в США. Меня познакомил с ним в Испании мой педагог по скрипке. Мне было тогда 15 лет, и я увидел, как здорово — и ответственно, и мощно — быть дирижером. Я закончил консерваторию на родине и стал скрипачом, а потом в 23 года уехал учиться в Петербург.
— Разве в Испании не учат на дирижеров?
— Учат, но в России один из самых высоких уровней обучения дирижированию. И здесь есть возможность попробовать свои силы уже во время обучения. Почти каждый день можно тренироваться с оркестром, чтобы после 5 лет учебы стать профессионалом.
Не часто встретишь 28-летнего человека с двумя консерваторскими образованиями. Фото: ИА «Республика» / Николай Смирнов
— Легко было менять жизнь?
— Вначале было очень трудно. Но дирижеру ведь не нужен комфорт. Я всегда готов менять свой комфорт на что-то новое. Когда человек испытывает трудности, как раз и видно все хорошее и плохое в нем. Не только для артистов, но и просто для человека.
— К чему в нашей стране было труднее всего привыкнуть?
— Здесь другие люди, по-другому думают. Форма общения здесь иная, иногда жесткая. Испанцы более открытые люди, чем русские.
— Это мешает в работе?
— Мне кажется, что не важно, откуда человек приехал. Важно, что он прожил, какие моменты пережил. Радость музыки — соединять такие моменты с опытом работы.
— Я знаю, что вы любите бегать. Это модно?
— Я раньше бегал почти профессионально. Я люблю бегать, особенно на длинные дистанции. Как-то бежал 36 километров. Бег помогает быть самим собой. Когда ты бежишь, все зависит только от тебя — твоих сил и возможностей. Хорошая возможность проверить себя. Я бегаю, когда у меня плохой день и плохое настроение. Просто надеваю обувь и бегу. Потом приходишь домой — и легче. В Петрозаводске я продолжаю бегать, познакомился с участниками клуба «Бегать модно».
Форрест Гамп мог бы стать героем Хесуса Навейры. Фото: ИА «Республика» / Николай Смирнов
— Слушаете музыку во время пробежки?
— Нет, я бегаю без музыки. Только иногда включаю радио, но мне все равно, какая музыка там звучит.
— Как вы стали бегать?
— Мне было 17 лет, и я очень любил гастрономию. Настал момент, когда нужно было обратить внимание на свое тело.
— Вы были толстым?
— Нет, не толстым. Есть другое слово…
— Полным?
— Полным, так лучше. Не совсем полным, но чувствовал себя не очень удобно. Начал бегать с друзьями. Сначала раз или два в неделю, потом мы стали ездить в разные города на соревнования. Бегали большими компаниями по три тысячи человек.
— А в тренажерный зал вы не ходите?
— Нет, я не очень люблю тренажерные залы. Бег — это возможность быть одному. В закрытом зале нет свободы, нет природы.
Атлетика и музыка у древних считались главными занятиями образованных людей. Фото: ИА «Республика» / Николай Смирнов
— Вы — один, а оркестрантов 50 человек. Не страшно было к ним идти?
— Вначале страшно. Это у любого живого человека так. Но в консерватории меня немного научили не бояться. Чтобы идти и передавать чистую музыку, идею. Когда я приезжал в Петрозаводск весной и дирижировал «Травиату», то чувствовал жар и тепло от музыкантов. Именно такие моменты очень воодушевляют.
— Где вам интереснее: в театре или в концертном зале?
— Театр для меня — новый мир. Сцена, как хотел Вагнер, соединяет разные искусства — и литературу, и живопись, и пение, и пластику. Получается самое великое искусство. Достигать этого соединения радостно и интересно. Вообще я считаю, что музыка — это удивительное искусство, объединяющее исполнителей и публику в каком-то ином измерении. Ноты не звучат, их оживляет интерпретатор, который вместе со слушателями в настоящий момент проживает всю жизнь произведения — от рождения до расцвета и финала.
Испанский дирижер хочет увидеть Айвазовского. Фото: ИА «Республика» / Николай Смирнов
— Дирижер должен быть очень образованным человеком, чтобы хорошо понимать все эти связи. У вас есть время на то, чтобы ходить в театры, музеи?
— Сейчас собираюсь сходить на выставку Айвазовского в Музей изобразительных искусств. Я люблю пейзажи, мне нравится море. Еще из любимого — портреты Репина, Веласкес с его загадочным черным цветом и Гойя.
Мне именно так и нравится жить — в постижении культуры.
Последние новости