И грустно, и смешно

Перегруженность строф возросла.
Норов прозы строптивой – известен…
Остается арбу и осла –
Понукать не раздельно, а вместе.

Финский, опрятный, чудной городишко:
Вышел – людей не встретил…
Вспомнилась старая детская книжка
«Палле – один на свете».

Что это? Чья-то плохая шутка? –
Суще: покой и воля.
По воскресеньям – немножко жутко,
Как в лабиринте тролля…

Выезд, радар, поворот проспали! –
Думки в Россию рвутся:
Утром, как тот же счастливый Палле,
Не одному проснуться.

* * *

Толчея у витрин и полок,
Вереницы телег, корзин:
Мы обходим с супругой город
Под названием Магазинск.

Личный муж – человек при деле –
Примет сверток, откроет дверь…
Потерялась жена в отделе
«Диких скидок» – и алчет зверь

В организме моем ответов
На вопросы: Куда бы сесть? –
И при куче съестных пакетов
Под руками – Чего бы съесть?

О, Меркурий! Кажись, выходит,
Две корзины в руках – беда:
«Загружайся. Не стой в проходе!
Здесь мы были, пойдем туда».

Карусель – по второму кругу.
Ноют ноги, круги в глазах…
Супермаркет простит, как другу,
Междометья мои в сердцах:

Эти…бутики! Эти…шопы!
Пробивая локтями путь,
Я ищу эскалатор, чтобы
На ступенечке отдохнуть.

Но супруга все тянет – Боже! –
За короткие рукава:
«Там дешевле, а тут дороже!»…
Ты, конечно, во всем права.

Раз решили – решили вместе
Раскрутить турникет судьбы:
Будут кстати – сосиски в тесте,
Теще – тапочки и грибы.

Дорогая, прошу заметить –
Все брюзжанья мои пусты –
В самом деле, одна на свете
Для меня дорогая – Ты.

* * *

Вот женщина русская, некрасовская, на трех халтурах работает. Домой в ночь полярную ворочается. Да еще с сумками, по мрачным закоулкам. На мост вышла – совсем в глазах потемнело! Впереди мужик руки растопырил! Идет сторожко, как паук, на жертву наваливается. Делает вид, что под ноги смотрит. Кепку на глаза нахлобучил. Ой, мамонька! Маньяк! Щекатило! И бежать некуда… Мост длин-н-ный, а сумки тяжелен-н-ные… Эх, была – не была! В заботе о ближних, исключительно из самообороны, ринулась женщина вперед и – хлоп насильника сумкой по голове. Другая авоська грохнула широкое оконное стекло, которое гражданин от самого магазина домой пер… От конфузии внезапной мужчина не скоро в себя приходить начал, дорогу обратную вспоминать. Хорошо хоть женщина сердобольная попалась. Не бросила в темноте. До троллейбуса довела. Выслушала, посочувствовала: «Фулюганы кругом, житья от них нет! То футболисты, то каратисты! На всех стекол – не напасешься…»

* * *

Раздухарились тетушки
За рюмочкой сегодня –
С какой такой охотушки? –
Припомнив новогодье
Под рыжик и селедочку,
Огурчики из банки:
– Как в детстве ждали елочку…
– А ноне? Елки-палки! –
Летят года, родимые! –
Вприпрыжку и в присест
Вкруг елочки ходили мы,
Зашли – в еловый лес…

С какой такой заботушки,
Причуды и рожна? –
Вздохнули разом тетушки
И – выпили до дна.

Прерывисто:
– Улица Го…л-л…ая! –
Маршрут объявляет шофер
В трескучий динамик…

На Гоголя
Стоит гастроном до сих пор,
Где я, устремляясь за мамою,
Подол выпуская из рук,
Детсадовской хлопал панамою
Гуляющих гоголем мух…

Все те же дороги и факторы,
Вокруг чинодралов возня:
Бессильны липучки и рапторы
В России – до Судного дня.

И тень Николая Василича –
Превыше мушиной возни,
Когда и чернильницей выручит:
– Мою мухоловку возьми…

* * *

– Бог целует каждого в любимое место, – витиевато выразила свою заключительную мысль экскурсовод Водлозерского заповедника.

Присутствующие на литературном Фестивале «Петроглиф» поэты и прозаики переглянулись. У писателей много любимых мест, не только в Карелии, и прежде всего это – литература. Немного холодная, слегка простоватая и несколько заумная. Разная, в общем… Далее выступала московская поэтесса, она же – дипломированный кинорежиссер. Москвичка посетовала, что на выходе ее многолетнего и весьма плодотворного творчества зачастую получаются тяжелые пасмурные стихи и – не в пример – легкие солнечные фильмы.

– Инь и янь, – многозначительно кивнула гостья из полынного Казахстана.

Сидящие в последнем ряду двое не просыхающих уже несколько дней участников «Петроглифа», не сговариваясь, взглянули друг другу в дремучие глаза:

– А мы с тобой – синь и пьянь…

Выглянуло солнце. Посветлел хмурый ветреный день. Расцвели улыбки. Пыльный оконный луч – обернулся божественным воздушным поцелуем, отмечая любимое место в коротком рассказе о Фестивале.

* * *

Дом, полдома – деревенька.
Завсегдатай – таракан:
Уж какой по счету стенька
Претендует на стакан.

В палестинах хлебосольных –
Хлеб да соль! – предел мечты,
И беда: предмет застолья
Полный гулкой пустоты…

Попеняют. Стол накроют
(В ожидании гонца)
Самобранкою с каймою –
Так, для красного словца…

Весом, многогранен,
Раскаянья полон,
Горюч и прозрачен навзрыд! –

Когда голова
О стакане граненом… порожнем…
Уже не болит.

* * *

Сначала он у меня был маленький, симпатичный, чудный мальчишеский носик. Но сидя за партой в первом классе, стал я его слегка подергивать. Странности у людей всякие бывают. Кто пробки собирает, кто фантики… А я вот носом занялся. Задумаюсь о чем и – тяну, тяну. Из класса в класс. Из школы в школу. В смысле, прямо из десятилетки – порог школы рабочего мастерства при заводе перешагнул. Стоя у шлифовального станка, привычки своей не бросил. От наждачной пыли и охлаждающей эмульсии нос у меня вырос. Распух. Солидным стал. Выдающимся. Ну, прямо не нос, а шнобель! Другое дело, что для такого красавца – и щеки, и подбородок нарастить надо. Я спортом заниматься начал: ну, там штангой, дзюдо. В армии – на срочной службе, а затем и в военном училище – перловую кашу на спор ел. Личный рекорд – бачок утрамбованной перловки и пять квашеных зеленых помидоров. Профессию приобрел, уважение… И – результат на лице! Так что, не человек в плену привычек, а привычка в цепких руках человека находится. И ежели аккуратно тянуть, без «сливы», – определенно жизнь каждодневную украшает!

* * *

Раззадорился: Юрка-бандит
Додерется, задира, дошкодит:
Щас, отец за меня постоит! –
А родитель на двор не выходит.

Самому защищаться пора –
Пионер не отступит советский!..
Злой и битый я шел со двора,
И размазывал слезы по-детски.

Обернулись Гайдар, Кошевой,
Приподнялся Маресьев повыше:
Доведенный до злости большой, –
Так герой из меня и не вышел…

* * *

Господа, почему бы не вызвать на сцену
уборщицу,
Как и в жизни, в халате и бурках?
Все на свете имеет цену –
Даже вид бутафорских окурков.

Насладиться пружинистым шагам,
Повернуться с немыслимой грацией,
И спиною, обтянутой фраком,
Ощутить нарастанье оваций!

То и час вызывает уборщица
Благодарные светлые чувства:
Пыль и грязь на подмостках не кончится,
Быть собою – искусство…

Глазки на мокром месте:
Не победила с песней,
В «Голосе» – финалисты…

Пенью мешал английский,
Конкурс чтецов и лыжи,
«Пушкин» на полке книжной,
Каша-малаша утром:
Сил заглянуть в компьютер
После кружков и школы
Вовсе не будет скоро! –
Танцы, чистописанье –
Строго по расписанью.
Студии театральной
Опыт. И вот –
Вокальный
Номер…

А мне – в итоге –
Делать когда уроки?
Куклы мои пылятся.
В парке не разгуляться.
Сделай и то, и это,
И отдыхай…
Все лето!

Нет уж
Пускай другие
Лавры несут такие,
Лучше поют и скачут!

Но почему я плачу?

* * *

Договорившись загодя, в середине июня прибыл для проверки детского сада «Моховичок» в поселок Соломенное, и – прямо с порога был сопровожден заведующей на летнюю игровую площадку. Тут, кстати, совсем случайно, готовился показ инсценировки по сказке Самуила Маршака «Кошкин дом». Вокруг замаскированной под купеческий терем беседки ходили детишки, одетые в костюмы сказочных зверей. На куче песка топорщился щепками импровизированный костер. По краю песочницы мягко ступала кошка. Хрюкала свинка. Петушок и курочка оседлали шаткие деревянные качели. И только в стороне, возле второй калитки, заросшей кустами акации, воспитательница пылко нашептывала что-то расстроенному мальчику, теребившему в руках черную зимнюю шапку. Вроде все было готово, а представление не начиналось. Я решил пройтись по территории, посмотреть противопожарные таблички и обозначение водоема. Обойдя детсадовский забор, я зашел с обратной стороны незаметной калитки и – услышал горькие детские всхлипы. Тот же самый расстроенный мальчуган, утирая слезы взлохмаченным треухом, упрямо твердил нависшей над ним воспитательнице:

– Не буду козлом… Козлом не буду… Сами играйте своего козла… А я не буду…

Уперся бутуз и – ни в какую. Под угрозой срыва оказалось важное противопожарное мероприятие. Было принято Соломоново решение – играть без козла. Пришлось козе за двоих «есть соседскую герань»… Конечно, все прошло на «ура» – и проверка, и выступление. И все же – в отличии от мальчишеских слез – пожар в песочнице был ненастоящий.

Нарисованный журавлик…
Вышло время – для огранки.
Мастерства достиг паяльник,
Не ушла строка за рамки.

Стала лаковой картиной
Неприметная фанерка…
Грустный оклик журавлиный
Объяснять словами – мелко.

Как жемчужину в оправе,
Осень – буковку теряет:
Рано автора прославит
Надпись «О…ень, улетает».

* * *

Брат Серега учудил:
– Пишешь ты, а мне – обидно…
Рыбу я с тобой удил,
А меня нигде не видно?!
Якать – это ты горазд,
И – приврать, забавы ради…
А слабо тебе рассказ
Написать о старшем брате? –
Как я щуку подсекал,
И, трудясь в кружке пришкольном,
На фанерке выжигал
Панораму «Ленин в Смольном».
«Выжигали – да не ты!» –
Взяли родственники моду
Пререкаться – от болды…
На твою надёжа оду! –
Все тебе я расскажу,
Коль скрипеть перо готово!..

– Слово в слово – напишу,
Хоть – не помню я такого.

* * *

В свой день рождения – моя хорошая знакомая – 45-летняя юбилярша заказала на «Русском радио» разбитную песню Верки Сердючки «Все будет хорошо». В назначенное эфирное время гости отложили вилки и приготовились поддержать счастливую «ягодку» заводным танцем. После дежурных, а-ля жизнерадостных фраз ди-джей объявил: «А сейчас для наших юбиляров (далее прозвучал длинный список новорожденных от 45 лет и выше) прозвучит русская народная песня: «Ни что в полюшке не колышется»…

* * *

Повалил в окно народ –
За топориком царевым –
За Россию, за живот,
Встанем – с именем Христовым:

Нам бы Австрию спасти,
Осадить Наполеона! –
До Берлина – по пути –
На предмет одеколона

Зал цирюльни посетить,
Взбить покруче чуб казачий!..
Все у русских позади
Завтра светлое маячит.

Мир – дворцам, долой – завод:
Рвем исподнее до вопля!
Лучше прежнего живет
Парикмахер из Гренобля.

Сугроб навалив,
Заблажил с недосыпа:
Да, ну ее к черту!
Хошь завтра – расчет!

А ветер опять
Кубатуру рассыпал,
И пух херувимский
Витает, сечет…

На снежных вершинах
Качаются ветры.
Луна – на излете…
На варежках – лед.

Поэт настоящий,
Как физик секретный,
Отбросив лопату, –
К потомкам придет.

Источник