В декабре Владимиру Геннадьевичу Черненко исполнится 61 год. В этом возрасте он намерен второй раз покорить Эльбрус, реализовать все задумки на работе и по-прежнему минимум дважды в год путешествовать на любимый остров Куба.
— Любовь к Кубе у меня с детства, наверное. Помню песню Муслима Магомаева «Куба – любовь моя», но, наверное, желание посетить остров пришло позже, на Кавказе, когда мы познакомились с девчонками-горнолыжницами, — рассказывает Владимир Черненко. — Они нам рассказали, что мечтают прилететь на Кубу с горнолыжным снаряжением и по пляжу Варадеро пройтись на лыжах, в горных ботинках и купальниках. Мечта сбылась – но только без лыж и купальников.
Все эти планы на жизнь своеобразно отражены в татуировках Владимира – на одной руке культурные мотивы Острова свободы, на второй – скифский орнамент (на память о Крыме, где он начал увлекаться скалолазанием). Не нашла отражение в нательных рисунках только работа.
Владимир Геннадьевич – слесарь «Карельского окатыша» с 36-летним стажем. В Костомукшу крымчанин Черненко приехал в самый разгар строительства города горняков – в 1982 году. На обычного работягу он не похож совсем – ни внешним видом, ни биографией, ни увлечениями.
— Родился я в городе Феодосия, в поселке Приморский. Там же окончил восемь классов, потом семья перебралась в Мелитополь, где я отучился в автомоторном техникуме. Отец у меня был технологом на судостроительном заводе в Приморском, а матушка – преподаватель математики и физики. Батя у меня очень рано погиб – несчастный случай на производстве. А вот матушка работала до 60-ти с лишним лет. Будучи в Мелитополе, трудилась даже воспитателем в интернате для детей с болезнью Дауна. Из Мелитополя я уехал в 1982 году. И с тех пор здесь, в Костомукше.
— То есть, вы отец-основатель карельского города горняков?
— Нет-нет. Город при мне строился, но я знаю ребят, которые здесь живут с 1979 года, или вообще работали в геологической разведке еще в начале 70-х годов. А сам я попал в Костомукшу случайно – после армии вернулся в Мелитополь, где работал на заводе тракторных гидроагрегатов старшим техником-конструктором. И как-то мне слесари предложили поработать в бюро рекламаций. То есть, наша бригада выезжала на заводы, куда мы поставляли свое оборудование, и брак в продукции устраняли на месте. И вот в одной из командировок в Москве я познакомился со своей теткой, которая предложила приехать в Костомукшу.
— Где вы служили в армии?
— Служил я в авиации, механиком по радио и радионавигационному оборудованию самолетов на аэродроме Мачулищи в Белоруссии. Когда я был в учебке, нас натаскивали на знаменитый секретный МиГ-25. Но в то время Беленко его уже угнал в Японию. Тем не менее, у нас еще были секретные тетради, мы хранили военную тайну. А потом я попал в «королевскую» авиацию — транспортную эскадрилью начальника округа ПВО.
— Владимир Геннадьевич, после солнечного Крыма и запорожского Мелитополя вы переехали в Костомукшу, на север Карелии. Не побоялись кардинально сменить климат и в целом жизнь?
— Возраст такой был, неполных 25 лет. И вот с мая 1982 года по сегодняшний день я работаю слесарем в рудоуправлении на ГОКе. Уже 11 лет — работающий пенсионер.
— До скольких лет вы собираетесь работать?
— Трудно сказать. Есть кое-какие планы, которые нужно осуществить. Потом, наверное, закончу. Если бы было достаточно средств, наверное, я не работал бы уже. Путешествовал бы и занимался детворой. На базе городской ДЮСШ №2, где я на полставки тружусь тренером-преподавателем, у нас есть секция альпинизма. Наш скалодром – самый лучший в республике Карелия. В Петрозаводске открылся раньше, но низенький, в каком-то детском садочке. А у нас 9 метров 300 миллиметров высотой — все чемпионаты Карелии по скалолазанию – и детские, и взрослые – проводят у нас. У нас там и нависания, и отрицаловки, и вертикаловки. И взрослые занимаются, и группа детей.
— Откуда на все берете силы?
— Лучами солнечной Карелии подпитываемся в период белых ночей. А зимой – на Кубу, греться. Если серьезно, есть у меня на городской лыжной базе своя определенная дистанция: 4,5 километра бега, плюс, скакалка, отжимания, турники, брусья. Так вот, как 20 лет тому назад я ее пробегал за час, так за час пробегаю до сих пор. И, конечно, заряд энергии дают мне мои воспитанники в ДЮСШ.
— Какая ваша самая высокая точка в карьере скалолаза?
— Самая высокая точка у меня Эльбрус. Пока — Эльбрус. Это 5 642 метра. Покорили мы восточную вершину в 1996 году вместе с товарищем из Петрозаводска. Он, к несчастью, умер в этом году. Инсульт. В этом году я совершал новую попытку, но погодные условия нас завернули, и не было времени пережидать непогоду – скорость ветра достигала сорока метров в секунду.
— Страшно было?
— Только дураки ничего не боятся. Не надо лезть, если чувствуешь, что тебя там что-то не то ждет. Вот в этом году, когда мы поднимались на Эльбрус, на скале Пастухова (4700 метров) я, а, точнее, обмороженные кончики моих пальцев почувствовали — дальше не стоит идти. Ветер пронизывал насквозь. Мои молодые товарищи немного упирались, но все равно пошли за мной вниз. А через час-полтора другой группе пришлось хуже, чем нам – им с большей высоты пришлось спускаться. А мы дошли благополучно, без обморожений — в надежде подняться в следующем году. Скалолазание не шахматы – в скалолазании думать надо!
— Альпинисты по-прежнему – это романтики с гитарой? Как в фильме «Вертикаль»?
— Современные альпинисты с собой берут всякие гаджеты, а сами не поют. Что печально. Не таскают с собой гитары. У меня вот в доме в шкафу стоит гитара, примерно раз в год я ее достаю по какому-нибудь случаю. Одно время был участником клуба самодеятельной песни «Сполохи» в Костомукше, который проводил здесь фестивали авторской песни в память об одном моем товарище – Сергее Ожигове. В 1995 году не дошли мы до Приэльбрусья, он погиб на тренировочном выходе. Я дошел в следующем году.
— Опишите то самое чувство, когда вы стоите на вершине Эльбруса?
— Неописуемое чувство. Совершенно. Эмоции переполняют, конечно, когда ты забрался наверх. Облака внизу, видимость тысяча километров. Видны одни вершины. Вот в Альпах видны долины, ухоженные хутора, по всем серпантинам проложены освещенные трассы – мы на Монблан поднимались со стороны Франции.
— Поднялись?
— А как же!
— Каково каждый раз после Кубы, после покорения Монблана возвращаться в рудоуправление нашего ГОКа?
— Если вы думаете, что у слесаря однообразная работа в карьере, то это далеко не так. Каждый день мы решаем творческие задачи. Это у журналиста стол, стул и компьютер, а у нас — четыре карьера. Не соскучишься. Вывозим расходные материалы по буровым станкам, по экскаваторам, завозим ковши, буровые штанги на станки, собираем металлолом по карьеру – то, что после ремонта остается или после взрывов вылезает на поверхность. Плюс, на своей машине уворачиваться от БелАЗов нужно, всегда ухо востро приходится держать. И пока сил еще хватает.
Последние новости