Портрет

— В человеке все должно быть красиво. А вы что нарисовали? — спросил я уличного художника, который за 300 рублей изобразил мой портрет. — На что это похоже?

— На триста рублей, — ответил художник. — Дали бы 500, было бы на 200 рублей лучше.

— А если бы я дал тыщу?

— Ну, за тысячу я бы вам и глаза и рот нарисовал и даже брови.

— Тогда это и можно было бы назвать портретом. А сейчас? Что вы нарисовали?

— Портрет… с семидесятипроцентной скидкой.

— Вот. По скидке взял, – сказал я жене, показывая нарисованное художником.

— Какая скидка?- спросила жена.

— 70 процентов, — сказал я, показывая на левой руке два пальца в виде знака «победа», а на правой все пять.

— Хорошая скидка,– сказала жена с интонацией собачницы, поглаживающей своего мокроносого питомца.

— Да. Очень точное название для картины. Так и назовем «Хорошая скидка». И повесим на стену.

— Только без рамы, пожалуйста,– сказала жена и чмокнула сразу в обе щеки одним кратким поцелуем.

Вечером в гости пришла теща.

— Хорошая картина,– сказала она, бросив быстрый взгляд, – и похоже как прямо вылитый Константин.

— Это потому что вы меня, Зинаида Акимовна, не видели, когда вас тут нет. У меня тогда больше признаков жизни на лице.

Зинаида Акимовна потрепала меня по щеке тряпичной куклой, которая всегда была на ее правой руке.

— Костя любит маму своей будущей вдовы, — сказала кукла голосом Зинаиды Акимовны, прошедшим через ее чрево.

Сосед включил перфоратор. Мы сели ужинать. За окном начался дождь. Перед окном сидел кот Мизантроп и смотрел на сползающие по стеклу капли. Теща подавилась. Я не подавал виду. Моя будущая вдова стукнула маму кулаком по спине. На стол выкатилась пятидесякопеечная монета.

— Богато живете,– сказала Зинаида Акимовна,- полная котлета денег.

— Это не котлеты, мама, это ленивые голубцы.

— Решка,- сказал я, взглянув на монету.

— Да, уж не орел,- сказала теща, взглянув на меня.

— Это голубцы, — повторила жена, — только очень, очень ленивые. Чувствуешь, сколько в них отрешенности и апатии, безразличия и скуки… и немного наплевательского отношения я уже от себя добавила, этого в рецепте не было.

— Хорошую хозяйку мы вырастили, — прочревовещала кукла и взяла своими тряпичными ручками монету со стола.

— А помнишь, доча, как за тобой майор ухаживал в форме содержательных бесед? – Зинаида Акимовна очень внятно, медленно и отчетливо подмигнула дочери левым глазом. – Так он уже полковник. Не помню только, какого рода войск. А впрочем, для полковников это уже не имеет значения. Подполковники, те еще зависят, а полковники уже нет. Это уже универсальная категория.

— Ну, это только в мирное время, — сказал я, энергично втыкая вилку в ленивый бок мягкотелого голубца.

Теща произвела губами звук падающей из крана капли воды. Жена намотала на палец прядь своих черных, как квадрат Малевича волос. Тряпичная кукла на правой руке Зинаиды Акимовны по–собачьи чесала за ухом. Кот стучал лапкой по стеклу. Дождь кончился.

— Сейчас, наверное, на кладбище хорошо, — сказал я, чтобы как-то разрядить напряженную атмосферу. – Тишина. Воздух после дождя такой… такой… — я замолчал, так и не подобрав слова.

— Живой!- подсказала теща и очень мило, очень по-доброму улыбнулась.

Сосед прекратил сверлить. И начал вколачивать в просверленные дырки деревянные «чопики».

— Хоспа-ади! — протяжно воскликнула жена.- 19 век. У него, что пластиковых дюбелей нету?

Все дружно захохотали. Смеялись долго, искренне, навзрыд, с похрюкиваниями и подвизгиваниями. Кот даже начал икать и побежал к своей питьевой миске….

И только тряпичная кукла на правой руке Зинаиды Акимовны не смеялась. В ее пуговичных глазах была глубокая тоска, такая, знаете ли, наша, навсегда пристегнутая к России, сдавливающая горло, тоска. Неизбежная, как смерть или сосед с перфоратором.

Источник