Пусто

«В моей голове так пусто и так уныло… словно в маленькой замызганной комнате давнишнего монолитного алкоголика. Все, что здесь можно увидеть, – старый, продавленный, засаленный матрас в полосочку да разбросанные по выцветшему полу пожелтевшие обрывки газет какого-нибудь девяносто второго года выпуска. Больше ничего там нет. Пусто».

Тощий старик, тяжело вздохнув, взъерошил спутанные волосы, свисающие с головы столетней паутиной. Он сгорбился в углу своей темной облезлой каморки, положив пальцы на клавиши печатной машинки. Он сидел так уже несколько часов, а может быть, дней, а может быть, месяцев, а может быть, лет, а может быть…

Старик сидел и смотрел на пожелтевшие листы, торчащие из машинки, словно… словно что? Словно пожелтевшие листы. Торчащие из машинки. Ни одного вразумительного сравнения, ни одной новой мысли в мозгу. Пусто.

Старик решил встать. Стул под ним немного покряхтел, неохотно отпуская неудачливого писателя из своего плена.

Шаркая тапками по обшарканному полу своей зашарканной квартиры, старик пошел на кухню. Открыл пожелтевший от времени холодильник, гудящий, словно… словно… словно трактор? Ну, пусть будет хотя бы трактор. Все же лучше, чем холодильник, гудящий, как холодильник. В холодильнике одиноко стояла банка варенья. Малинового. Стояла давно. Больше в там ничего не было. Пусто.

Старик закрыл холодильник и подошел к электрическому чайнику. Алюминиевому. Выпущенному еще в Советском Союзе. Налил воды. Включил. Подождал, пока закипит. Достал из рассохшегося шкафчика чайный пакетик, положил его в пожелтевшую кружку со сколом и обломанной ручкой. Залил кипятком. Взял кружку осторожно, средним и большим пальцами. Попробовал. Все лицо его перекосило. О! Это была величайшая бурда, которую он пробовал в жизни! Возможно, сахар немного исправил бы ситуацию.

Старик принялся обшаривать кухню в поисках сладостных кристалликов, или хотя бы одного цельного белого кусочка. Пусто.

Вспомнилось малиновое варенье в холодильнике. Старик прошаркал к нему, достал баночку. Натужно гримасничая иссохшим лицом, он пытался отвинтить крышку, но упорный железный кружок не желал поддаваться. Старик подставил банку под струю горячей воды из чайника, попутно пытаясь вспомнить, откуда у него малиновое варенье. Кажется, соседка подарила пару-тройку лет назад…

Не выдержав водных пыток, банка треснула. Крышка сдалась на милость своего инквизитора. С разочарованием старик заглянул в банку: варенье безнадежно засахарилось, обратившись в серо-малиновый бетон. Взяв покрытую коричневым налетом алюминиевую ложечку, старик принялся усердно расковыривать застывшую сахарную массу. Добавил получившиеся ошметки в чай. Попробовал. Может быть, стало лучше. А может быть, еще хуже. С кружкой в руках потащился прочь из кухни, оставив треснувшую банку на столе. В холодильнике теперь совершенно Пусто.

Старик сел на болотно-желтый продавленный засаленный диван, истрепанный, словно он был обласкан сотнями собак и кошек. Глотнул чая и вспомнил, как когда-то давно на этом самом диване возлежала его муза. Диван, правда, был другим тогда, совсем молодым и свежим, да и старика едва ли кто-то принял бы за отчаявшегося неудачливого писателя. Машинка в углу трещала клавишами, не переставая рассказывать истории, пусть еще не великие и совсем крошечные, но когда-нибудь…

«Когда-нибудь ты напишешь великий роман!» — томно говорила ему муза, вытягивая длинные стройные загорелые ноги и поигрывая тоненькими лодыжками. После этих слов она вынимала мундштук из плена своих пухлых алых губ и выдыхала струю томного очаровывающего дыма. Тонкие длинные изящные пальцы наманикюренные алым лаком поигрывали сигаретой и возвращали ее обратно во власть сильных губ. Муза неизменно приходила в ковбойской шляпе. И голышом.

Старик поставил кружку на пол и вытянулся на диване, точно так же, как когда-то делала она.

Из-под полосатых штанин высунулись тощие, кривые, с торчащими в разные стороны волосками, ноги. Старик взял кружку и пригубил бурду, по привычке называемую чаем. Поперхнулся из-за неудобного для пития положения, и едва-коричневая струйка потекла по его подбородку. Пальцами, похожими на корявые палки, он вытер лицо. Сделал еще глоток, вылил на себя остатки чая. В кружке его совсем ничего не осталось. В ней Пусто.

Старик вновь поставил кружку на пол и сложил руки на мокрой груди в ожидании. Не музы. Нет. Эту чертовку он уже давно не видел, она покинула его. Может быть, пошла совращать другого писателя или поэта. А может быть, решила разнообразить меню и присосалась к художнику. Или к музыканту. Нет. Старик вот уже много лет ждет другую. Величественную и Беспощадную. Неукротимую. Милосердную. Он ждет Смерть. Вот только и эта стерва опять обманула и не пришла. И снова клочок земли с металлической оградкой не украсит ни холмик, ни камень, ни искусственные цветы. И больше ничего там нет. Пусто.

Источник