С Белым морем Дмитрий Новиков знаком не понаслышке — поездил по нему, пока писал свой роман: и на байдарке ходил, и пешком по берегу, и на машине. Три года назад «Голомяное пламя» вошло в шорт-лист «Русского Букера», а в конце прошлого года получило литературную премию имени Федора Абрамова «Чистая книга».
В 2016-м, перед первой публикацией в журнале «Октябрь», были поводы для переживаний и сомнений: название непонятное, в тексте много диалектизмов, повествование сложное, нелинейное — всё это риск. Но роман, что называется, «выстрелил» и даже стал символом нового явления в русской литературе. О том, как это получилось, говорим с Дмитрием Новиковым.
Новиков писал «Голомяное пламя» семь лет, часть из которых заняли те самые поездки по Беломорью. Важный опыт для создания книги о Севере и людях, его населяющих.
«В то время я с очень многими интересными людьми познакомился, со стариками, которые на Белом море живут всю жизнь, — рассказывает писатель. — Стереотипы о северянах в чем-то верны: природа суровая воспитывает определенный характер.
Меня поразил рассказ одного поморского старика о том, как в детстве они с родителями однажды шли по морю: родители в большой лодке, а он сам с братом — в привязанной к ней маленькой. Начался шторм, и отец перерубил канат: если одна лодка перевернется, не потянет за собой другую. И братьям (а им было лет по 7-8) пришлось самим выгребать к берегу. Вот как это выглядит для современных родителей? А старик говорит: всё нормально было, мы выжили и научились многому».
Суровый характер, впрочем, сочетается в поморах с прекрасными душевными качествами: гостеприимством, добротой, любовью к родному краю, силой духа. А какие песни поют!
Впечатления от этих знакомств Дмитрий Новиков использовал в романе. Но реальных персонажей с конкретными прототипами там нет, предупреждает автор, все совпадения случайны.
В романе необычная хронология: из 1975 года мы попадаем в 1913-й, потом в 2005-й, потом в середину XVI века. Все-таки это не историческая книга: цели у автора были другие.
«Хотелось создать роман о северном русском духе. Это то, о чем порой говорят политики: а что главное в России, в чем ее душа? Мне тоже хотелось это понять и подумалось, что на Севере это всё лежит более близко и открыто.
Я обращался к настоящему и к прошлому — недавнему и далекому, пытался разных людей испытывать в разных ситуациях. И не находил разницы между нами, живущими здесь и сейчас, и нашими предками: ни в том, как мы справляемся с тяжелыми ситуациями, ни в любовании природой, ни в каких-то других вещах.
Я вдруг понял, что экзотичные иллюстрации «Калевалы» перестают казаться экзотичными: всё ведь так и есть до сих пор. Ну вот, например, была такая картинка в книге: Ильмаринен пашет поле, которое полно змей. А у меня самого сейчас дом в таком змеином месте, мы на них охотимся и теплицы ими удобряем — прекрасно помидоры-огурцы растут. В этом наша Карелия: время иногда как будто останавливается, прошлое, будущее и настоящее очень сильно смешиваются здесь».
От жителей Беломорья Дмитрий Новиков «заразился» старинным поморским говором, какой до сих пор можно услышать от стариков. И в романе нет-нет, да промелькнет камус (шкура с ног лося), корга (отмель) или какая-нибудь поветерь (попутный ветер). Есть диалектизм и в заглавии книги.
«Название я вымучивал долго. Сначала думал: место, в котором мы живем, это рай на земле — тут и звери, и птицы, и люди такие замечательные. Но рай такой опасный, серьезный, взрослый, дикий. О, думаю: «Дикий рай» — хорошее же название. Предложил редактору, а та посмеялась: «Ты что, мексиканский сериал собираешься писать?».
Потом я вспомнил свои путешествия по Белому морю. Там я узнал такое слово — «голомЯ», в которое влюбился просто. Оно означает «открытое море, открытое водное пространство». А голомяное пламя — это радуга в море».
Название, поэтичное и красивое, всё же несло в себе определенные риски, как и другие диалектизмы, и нелинейная хронология. Новиков опасался, что всё это просто не поймут. И на заглавие действительно сразу ополчились критики.
Роман «Голомяное пламя» не просто был замечен критиками и читателями, он дал начало новому явлению — так называемой новой северной прозе. За несколько лет это понятие широко разошлось в литературных кругах, хотя поначалу критики возмущались: не бывает северной прозы, бывает просто проза. Столичные писатели вторили: если вы северная проза, то мы тогда кто?
«Сейчас я могу признаться, что это такая провокация с моей стороны была, — объясняет Дмитрий Новиков. — Я это наименование сам придумал: как-то взял в руки несколько книг наших авторов и подумал, что они же в одном направлении написаны.
Что для меня в этом понятии? Прежде всего эта литература должна быть искренней. Люди-то неглупые, они чувствуют, когда мысль искусственная, когда их нарочито пытаются чему-то научить или бездумно развлечь. Нужна искренность, а искренне писать — больно, это для писателя гораздо более трудный путь».
Карельские писатели в понятие северной прозы вполне вписываются. Хотя публиковаться им непросто: власти почти не выделяют денег на книгоиздание, публиковать что-то за свой счет издательства не будут, а публикация за счет автора — дело нехорошее, считает Дмитрий Новиков. Но и в таких условиях таланты пробиваются.
«Где-то в начале 2000-х годов появилась такая хорошая тенденция: москвичи ощутили, что стало им не хватать собственного величия, и решили где-то еще поискать. Тогда появился форум молодых писателей в Липках, тогда выезжали в регионы, искали талантливых авторов. И сегодня можно смело сказать, что российская литература не столичная, она всей стране принадлежит.
Так, может быть, и интерес к литературе у широкой аудитории возродится: о своей жизни читать интереснее. У меня есть какое-то чувство, что русская литература на пути к возрождению находится — во всем многообразии и великолепии. Потому что молодежь читает, потому что на встречи люди приходят, потому что вопросы задают. Здорово».
Публиковаться и заявлять о себе очень помогают литературные премии — такие, как «Чистая книга». Ее несколько лет не вручали, но в этом году, к столетию архангельского писателя Федора Абрамова, возродили, и в достаточно серьезном виде: с профессиональным жюри, хорошим денежным содержанием.
«Институт премий важен: это стимулирование определенное, это возможность писателю дожить до следующей премии и написать что-то еще, — уверен Дмитрий Новиков. — В чем еще, по-молодежному говоря, фишка: сейчас в России есть две премии, одна — «Чистая книга» в Архангельске, другая — в Приморье. Я так понимаю, что их задача — стянуть литературное пространство страны, оживить его. Мне эта идея нравится. Уже раздаются всякие слова на тему «от Поморья до Приморья», и это правильно: мы все северяне».
«Голомяное пламя» вышло отдельной книгой в 2017 году. С тех пор ее успели перевести на английский и болгарский. Задача оказалась нетривиальной, с учетом особенностей языка романа.
«Я боялся, как оно в итоге будет, думал, а как получится перевести старорусскую лексику. Но переводчики вышли из положения: использовали староанглийский, чудесный язык Шекспира — прекрасно это всё звучит. Сложнее оказалось подобрать поморские термины: баклыши, куйпоги и т. д. Но Англия — морская страна, и в итоге получилось подобрать аналоги.
Есть, конечно, в переводе ошибки определенные. В Костромском университете уже написали хорошую работу об ошибках перевода романа и как можно было их избежать. На самом деле, это приятно: это и есть жизнь, это и есть работа, которая вокруг текста существует.
А я бы еще хотел на южнокорейском издаться, потому что роман этот начинал писать именно в Южной Корее. Я случайно туда попал, три месяца там жил и писал о Белом море недалеко от моря Желтого. Хотелось бы на хангыле этот текст увидеть».
Помимо иностранных языков роман перевели на язык театра: постановку готовят артисты Национального театра Карелии. Предпремьера назначена на май, а широкую премьеру хотят дать в сентябре, ближе к юбилею республики.
«Там и элементы балета есть, и музыка замечательная, и художник чудесный поработал. Сценарий написала Ольга Погодина-Кузьмина — человек, известный благодаря тому, что несколько лет назад вышел фильм по ее сценарию «Облепиховое лето». Это про писателя Вампилова.
Мы первый прогон спектакля уже смотрели, и молодые актеры как-то заразились этой историей, такую энергию выдали со сцены — меня лично трясло. А это когда бывает? Когда люди чувствуют, что это про них. Это здорово.
Я знал всегда, что эта история достаточно сценографична и кинематографична. Чуть-чуть начинают какие-то голоса про кино звучать. Я об этом пока не смею мечтать, но вдруг? Если найдется хороший режиссер, который захочет сделать сильную вещь — мне кажется, можно будет поработать».
После «Голомяного пламени» Новикова стали называть «новым почвенником». И привязанность к родной земле и корням в его романе действительно читается. Но еще лет 12 назад он был типичным городским жителем и городским писателем.
«Любил ездить на юг, отдыхать за границей, гулять по Парижу, — рассказывает про это время Дмитрий. — А потом я стал строить дом в деревне, и тут мои чувства всколыхнулись почвеннические.
40 лет мне исполнилось, и я подумал: вот как я, здоровый мужик вроде бы, а дом не построил. И стал искать место. Занесло меня в Крошнозеро — примерно в тех местах мои предки жили. Было тяжело, но сейчас многое уже сделано. Радостное чувство, когда понимаешь, что уже не бревна надо ворочать, а досочку покрасить — полегче стало немножко.
В деревянном доме и дышится по-другому, и спится замечательно. Окна на озеро выходят — мы наблюдаем, как лебеди там плавают, гусиные косяки пролетают. И всякая другая живность есть: то тут кто-то пробежит, то там зубами щелкнет. Это дает какую-то полноту жизни».
Теперь деревенский дом — любимое место семейного отдыха: Новиков приезжает туда с женой, двумя дочерьми, собакой породы сиба-ину. В свободное время рыбачит, хотя уже реже: всех, кого хотел, поймал. Теперь разве что на океан ехать — за большой рыбой.
Дочери писателя уже взрослые: одна окончила медицинский институт, вторая недавно поступила на филфак. И обе в какой-то степени продолжили путь отца: Новиков-писатель когда-то учился на врача.
«Поучился немножко на медицинском факультете, когда в 1988 году пришел с флота, — говорит Дмитрий Новиков. — А потом наступила перестройка наконец-то, и вместе с ощущением свободы пришло ощущение, что нужно что-то делать. Была такая фраза смешная: «Куй железо, пока Горбачев». Все думали, что очень быстро всё закончится.
Нам по 20 с небольшим было, и мы с друзьями с головой бросились в предпринимательство. В безумии 90-х годов многих потеряли, многих приобрели. Мне хочется об этом написать: это было время с одной стороны страшное, с другой — веселое, бесшабашное, разбитное. Время нашей молодости: первая любовь, первые детишки, первые квартиры. Это время важное и сильное, значительное. Мне хочется об этом вспомнить, хотя это и сложное дело будет — написать правдивую вещь об этих годах».
Последние новости