Про любовь к металлу, горячему и текучему

До работы сварщицей Маргарита была корректором в газете, журналистом, пресс-секретарем в ЗАГСе, дворником и продавцом. Еще раньше — студенткой классического отделения филологического факультета Петрозаводского университета. Не найдя применения знанию греческого и латыни, она стала пробовать себя в разных профессиях. Говорит, что идеальное рабочее место для себя нашла на заводе.

«Республика» разговаривает с Маргаритой Кузнецовой о женских и не женских профессиях, языках, металле и гендерных праздниках.

— Почему вы не остались в журналистике?

— Пять лет после университета я работала корректором в «Курьере Карелии» — была такая газета. Потом мне скучновато стало вычитывать эти полосы, и я решила попробовать себя в журналистике. Но эта профессия не для моего характера. Вот если прямо сейчас на улице вдруг произойдет серьезная авария, вы оставите всё и побежите узнавать детали происходящего. А у водителей, положим, стресс, им вообще не до вас и ваших вопросов. Как тут быть? Такие ситуации не для меня. Когда я была журналистом, то все время приходилось перешагивать через себя. И, как назло, меня все время отправляли на задания такого рода, где нужно было добывать информацию в стрессовой для человека ситуации. Наверное, это происходило, потому что на девочку, скорее всего, рассерженные люди не поднимут руку, а вот мальчик-журналист вполне может нарваться на неприятности.

Когда я ушла из журналистики, то пошла работать в магазин, потом дворником была некоторое время. И магазин, и работа дворником принесли мне гораздо больше впечатлений, чем работа в газете. Живая жизнь оказалась интереснее.

— Почему вы не захотели стать филологом?

— Кому нужен мой греческий? Наверное, я могла бы пойти учителем в школу, но школа — это тоже не мое. Я интроверт, не сильно общительный человек.

Я окончила школу в 1996 году. Это был конец советского периода, еще велика была инерция того времени. Я маме сказала: «Давай я пойду учиться на автомеханика». Но маме казалось, что девочка из приличной семьи должна иметь приличное высшее образование. Так я попала на филфак. На самом деле мне понравилась филология, особенно лингвистика. Я сама выучила английский — просто знала, как это сделать. Одно время занималась переводами с латыни — подрабатывала, делая задания по латыни для ленивых студентов.

— Как выучить язык?

— Язык можно полюбить, когда начнешь на нем читать. Я помню латынь по «Метаморфозам» Овидия. Как-то хотела выучить испанский, но потом поняла, что мне нечего на нем читать, не пошло… Мой любимый язык — английский. Говорить на нем мне не с кем, а читаю я без словаря что угодно. Кстати, мне это сильно помогает в работе, потому что вся документация на наплавочный комплекс Fronius, с которым мы работаем, составлена на английском.

— Что вы сейчас читаете?

— Я читаю много на английском языке, люблю исторические детективы, которые у нас практически не переводятся. У меня тут в телефон штук 400, наверное, закачано. Сейчас заново читаю Сюзанну Грегори про доктора из Средневековья. Пытаюсь вспомнить немецкий язык, чувствую, что созрела до этого. Немецкий язык я буду учить Гофманом, его сказками.

— Кажется, что способный к лингвистике человек должен заниматься всё же языком!

— Должен, но он, может, не хочет! Мне сварка нравится. Металл — это вообще очень интересно.

— Как вы нашли эту работу на заводе?

— У меня сначала муж переучился на сварщика, потом я. В службе занятости я так и сказала: «Девочки, я хочу на сварку!». Они пожали плечами. Почему нет? У меня с мелкой моторикой всё в порядке. И я благодарна мастеру производственного обучения Леониду Юрьевичу Боровскому, который здорово помог тем, что, так сказать, дал пинка на завод. Трудно было бы самостоятельно на это решиться.

— Любовь к металлу — что это такое?

— Любовь у меня с детства была ко всему, что можно собрать в какую-нибудь конструкцию. Хотя восприятие металла со временем поменялось — раньше он ассоциировался с чем-то холодным и звонким, сейчас — с горячим и текучим. На любую сварку теперь поневоле обращаешь внимание: хорошо сварено или паршиво? Идешь мимо забора и ловишь взглядом эти швы: сварю я так или нет. Могу даже поближе подойти и рассмотреть, чтобы понять, как сварено. Или поковыряться, чтобы понять, чем сварено. Профессиональная деформация… Как-то раньше я не замечала, сколько кругом этих швов. А их кругом просто нереальное количество.

Мне всегда нравилось гайки крутить. Мама считала, что это ненормально, а папа научил меня работать с деревом. Я и сейчас могу что-нибудь несложное сделать из дерева. В этом году, например, планирую на даче собрать сортир.

— Трудно представить себе…

— Руки у женщин и мужчин устроены одинаково. Почему я не могу построить что-то сама? Моя коллега, тоже сварщица на заводе, — слесарь четвертого разряда. Метр с кепкой на коньках. Она работала на Медвежьегорском заводе, в гараже. И ничего, справлялась! Я не понимаю, почему профессии нужно делить на женские и не женские. Да, сто килограммов я, наверное, не утащу на себе. Вряд ли пойду таскаться со сварочником на стройку — тяжело. А тут мне и таскать ничего не надо. Баллон на стойку я поднимаю без проблем — уже выяснила.

— Что представляет собой ваш обычный рабочий процесс?

— У наc на заводе применяется несколько типов сварки. Мне вот нравится работать «на ручнике». Я прихожу на работу, мне дают сменно-суточное задание. Я иду, получаю электроды, подключаю свой аппарат и занимаюсь сваркой целую смену. Закрываюсь маской — мне никто не мешает.

— Как в домике.

— Меня очень трудно из-под этой маски выковырять, я сижу и работаю, никто меня не дергает, дурацких вопросов не задает. Когда появляется навык, можно мозг отключать и думать о своем, подбирать английские синонимы какие-нибудь, например. Смена длится 12 часов.

— Я не верю, что это легкая работа.

— Здесь легче, чем в магазине. В магазине я за год «убила» спину. Работала на молочке — приходилось с каким-нибудь весом постоянно тянуться к холодильнику. Там я поднимала гораздо больше, чем на заводе.

Здесь мне и коллектив очень нравится. Когда мы с Леркой пришли сюда сварщицами, ребята поначалу немного напряглись: не знали, как мы будем баллоны таскать, проволоку 20-килограммовую закидывать. Но поскольку проблем с этим не возникло ни у меня, ни у моей коллеги, все очень быстро успокоились. Мужчины очень нам помогали, отличные товарищи. Сейчас у нас на предприятии уже четыре женщины занимаются сваркой, все справляются. Ничего такого, чтобы мы не могли сделать, пока не обнаружено.

— Как вообще строится ваше общение с коллективом?

— Бывает, меня пытаются опекать. Я это не приветствую, мне кажется, что на работе мы все равны: ты работаешь, я работаю, мы получаем одинаковую зарплату по большому счету. Другое дело, когда тебя не просто опекают, а реально помогают чему-то научиться. За это им большое спасибо.

— Что отличает хорошего сварщика?

— Он может делать более сложную работу. Когда я до хорошего сварщика доползу, тогда и отвечу, а пока я еще учусь, делаю довольно простую работу.

— Вы всё можете сварить?

— Нет, сварка толстого и тонкого металлов сильно отличается. На заводе мы работаем с толстым слоем металла, там не прожжешь ничего, а тут меня попросили сварить перила для лестницы, и я не сразу приспособилась.

— Муж дарит вам теперь металлические подарки?

— Мне муж как-то пачку электродов подарил. Кстати пришлось. Он мне еще краги дарил — да, было дело. Сварка в быту нужна не так часто. Вот крыльцо на даче развалилось — буду покупать электроды и сваривать. Аппарат у меня есть.

— Мне кажется, что это очень круто.

— Это обычно. Это работа как работа. Вы ведь сейчас со мной не о сварке разговариваете, а о женщине в мужской профессии, которая пришла в нее на четвертом десятке лет. У меня коллектив скоро уже смеяться надо мной будет, потому что каждое 8 Марта я рассказываю о сварке каким-нибудь журналистам.

— Как вы вообще относитесь к «гендерным» праздникам?

— 8 Марта — гендерный праздник, но не в том смысле, какой сейчас в него вкладывают. Я училась еще в советское время и хорошо помню Клару Цеткин и Розу Люксембург, а также то, как они боролись за право женщин на работу. Оказывается, 8 Марта — это мой праздник, на самом деле.

— Ваша профессия предполагает какое-то движение вперед?

— Любая профессия, где вы что-то делаете руками, предполагает совершенствование, но вряд ли я захочу стать бригадиром. Мне хорошо сейчас, потому что я отвечаю только за себя. В первый раз в жизни мне нравится моя работа.

Источник