Биргитта Ингемансон: История не может исчезнуть, как бы яростно ее ни уничтожали

В 130-ю годовщину Музея истории Дальнего Востока им. В. К. Арсеньева Биргитта Ингемансон, профессор Вашингтонского университета, прислала во Владивосток свои искренние поздравления. Газета "Золотой Рог" публикует письмо, пришедшее в редакцию.

Мгновения времени: фреска. Октябрь 2020 года

По случаю 130-й годовщины открытия Музея Общества изучения Амурского края, ныне Музея истории Дальнего Востока им. В. К. Арсеньева, я передаю свои искренние поздравления, мое восхищение и благодарность вам, работающим или работавшим в нем, за ваш профессионализм и за ваше художественное мышление в сочетании с безупречностью. Различным образом директора Музея им. Арсеньева, которыми были поочередно Г. А. Алексюк, В. Н. Соколов и В. А. Шалай, поддерживали мои научные изыскания, вдохновляли и содействовали, и я глубоко благодарна за то, что мне довелось принять участие в нескольких музейных проектах. Они по-прежнему приносят мне радость.

Воспоминания об этой работе являются отражениями самой жизни: одни из них сугубо научны или личностны, другие эксцентричны или даже печальны. Время от времени среди ночи они встают перед мной словно фрески или гобелены. Одно за одним они проходят передо мной, словно я приветствую их в Мраморном зале Музея им. Арсеньева, а память и сердце медленно движутся следом за воскрешаемыми ими образами. Вот несколько таких мгновений времени:

…Однажды, в середине 90-х годов, изучая историю Владивостока, я случайно оказалась возле Народного дома по улице Володарского, и мне пришла в голову мысль: почему бы не заглянуть внутрь? Поднялась по стильной лестнице, которая вела с улицы ко входу, а затем – в большой зал на следующем этаже. Не будет преувеличением сказать, что ощущение было волшебным. Вокруг было тихо, не было никого, но то, что я прочла о происходившем некогда в этом здании, о звучавших здесь голосах, то возбужденных, то приглушенных, о рукоплесканиях, о дебатах, о речах Константина Суханова и Михаила Калинина, вдруг словно отразилось от стен и окон и стало почти что явственным. Не было никаких звуков и никаких движений, никаких зримых образов не возникло… Но на меня повеяли ветры истории, и я почувствовала связь с людьми того времени, как это случается и в «моем» музее.

С двух моих первых посещений Музея им. Арсеньева в апреле 1990 года создалась та вдохновляющая и доброжелательная атмосфера, которая стала определяющей в моих последующих связях с Владивостоком. Пару десятилетий ранее я училась в Ленинграде и Москве, но к 90-м годам прошло уже немало лет с моего последнего посещения России, а мне очень хотелось вернуться. Я жаждала получить больше знаний о России и договорилась о встрече в музее, чтобы увидеть фотографию Людмилы Волькештейн, которая состояла прежде в «Народной воле» и была среди убитых в дни владивостокского «Кровавого воскресенья» (январь 1906 г.). День и время были назначены, встреча должна была состояться в старом здании музея на улице Петра Великого, 6 (ныне «Музей города»). Я пришла вовремя, но столкнулась с неприятностью, которая омрачила мне настроение: здание было на ремонте, на двери висела табличка с краткой надписью: «ЗАКРЫТО». Подергала дверь, но она была заперта. Я повернула было обратно и начала подниматься в сторону Светланской, как вдруг услышала щелчок замка. Дверь отворилась и радостный голос произнес: «Заходите!» Хотя внешне здание было недоступно, меня пригласили войти внутрь, был принесен чай, мы провели время за приятными и полезными разговоромами о материалах, которыми располагал музей. Этот случай меня искренне позабавил, а часы дружеского общения с россиянами укрепили мою убежденность в том, что нам, на Западе, нужно научиться осознавать разницу между тем, что мы видим в России поначалу, и тем, что там есть на самом деле.

На следующий год я провела больше времени в главном здании музея им. Арсеньева по улице Светланская, 20. Осмотрев с гидом размещенные в нем экспонаты, я поднялась на третий этаж, где была развернута экспозиция под названием «Крестный путь» (Via Dolorosa). Я люблю читать как историческую, так и художественную литературу, считая их одинаково значимыми в наших попытках постичь человечество. И в тот день, 9 июня все еще советского 1991 года, я удивилась тому, насколько эта экспозиция совпала бы с Via Dolorosa Христа, столь ярко представленной во всех четырех Евангелиях. Мое внимание сразу же привлекло письмо Осипа Мандельштама, оказавшегося во Владивостоке в пересыльном лагере, которое он написал в октябре 1938 своему брату Шуре. В семье поэта звали Ося, и от последних слов, написанных им домой, сердце просто сжималось: «Здоровье очень слабое. Истощён до крайности. Исхудал, неузнаваем почти. Но посылать вещи, продукты и деньги не знаю, есть ли смысл. Попробуйте все-таки. Очень мерзну без вещей. Родная Надинька, не знаю, жива ли ты, голубка моя. Ты, Шура, напиши о Наде мне сейчас же». Я читала кое-что из поэзии Мандельштама по совету моего руководителя в Принстоне Кларенса Брауна, специализировавшемуся по Мандельштаму, однако не смогла ее оценить. Но здесь передо мной был человек с обнаженной душой, и именно здесь, в музее, нашла свое выразительное воплощение библейская аллегория. Описание последних двух месяцев его существования перед концом просто душераздирающе, но навернуться на глаза слезы побудило именно это полное любви, глубокое и нежное послание его дорогой Надиньке.

Меня интересуют отношения людей и окружающего их места, и два замечательных краеведа – Влагенолий Клименко и Борис Дьяченко – занимались этим вместе со мной во время нескольких наших захватывающих прогулок. Я рассматривала прогулку по городу как нечто совершенно неспешное, с частыми остановками то там, то тут, чтобы можно было осмотреться вокруг и впитать атмосферу места. Моими же совершенно неутомимыми спутниками прогулка воспринималась как стремительный полет по тротуарам и переулкам, чтобы время от времени плюхнуться где-нибудь на скамейку и перевести дух. Конечно, я пыталась обращать внимание то на одно, то на другое и писать заметки в своем блокноте, но лучшее, что я могла сделать, прохаживаясь с кем-нибудь одним из них, это впитывать рассказы и прекрасно проводить время.

Мы всегда встречались в Музее Арсеньева, где оба работали на добровольных началах, а затем отправлялись по всевозможным маршрутам: Влагенолий Владимирович описывал страшные события мятежа, вспыхнувшего в октябре 1905 года, а Борис Алексеевич показывал те места на Светланской и Пологой, где прошло его детство. Одним таким уголком, вызвавшим чувство острой ностальгии даже у меня, оказалась столовая к северу от железнодорожного переезда недалеко от того дома, где он рос. Она была такая же, как и моя столовая рядом с общежитием № 2 в Ленинграде: никаких особенных блюд в меню; просто удивительно вкусная русская еда с аппетитными запахами кухни прежних дней. Стол шатался, не было треугольных бумажных салфеток в один лист, воткнутых в стеклянный стакан, но посетители и атмосфера были неподражаемы, и время, проведенное там, подарило мне истинное наслаждение. Среди прочего Борис Алексеевич рассказал о знаменитом атлете Назарове, который жил по соседству и был кумиром всех мальчишек. Тот, кому он говорил «здорóво!», становился знаменитым и получал его покровительство!

Лето 1998 года было особенным. После того как в Сан-Франциско умер Федор (Тед) Николаевич Меркулов, с которым я была несколько лет знакома, его дети попросили меня отвезти во Владивосток урну с его прахом (семья покинула город в 1922 году). В Музее Галина Александровна согласилась заняться захоронением урны и вместе с Борисом Александровичем организовала торжественную церемонию. В приемном зале урна стояла рядом с большим портретом Федора, драпированным в черное и окруженным букетами из калл и роз, а по обеим сторонам стоял почетный караул. Я и не знала, что семья Меркуловых была так известна, но целая толпа журналистов освещала и снимала возвращение Федора Николаевича домой. На Морском кладбище Виктор Черепков, мэр Владивостока, принял участие в церемонии, а в прощальных речах сквозила тема «Человек вернулся на родину». Так случилось, что похороны Федора Николаевича пришлись на тот самый день, когда в Петербурге происходило захоронение останков последнего русского царя, Николая II. Это было 17 июля 1998 года, ровно 80 лет спустя после убийства.

По мере моей работы над письмами Элеоноры Прей я проводила в Музее имени Арсеньева все больше и больше времени. Нина Керчелаева сажала меня в фондах за рабочий стол рядом с большим окном, на который падали создававшиеся солнцем тени зданий на улице, образуя различные узоры, и мы с Ираидой Клименко рассматривали множество фотографий, включая снимки из двух собранных г-жой Прей альбомов, принадлежащих музею. В этой продолжительной работе большим подспорьем для меня были сотни тщательно сканированных Ираидой Николаевной фотографий. Иногда Борис Алексеевич, это подлинное воплощение joie de vivre (жизнелюбия), врывался к нам, как ураган, но большей частью мы все все-таки работали. Пока я изучала карты, читала адресные книги и старые газеты, Римма Мордовцева устроила по соседству с ними маленькую уютную комнатку с видом на «Серую лошадь», которую мы прозвали «кельей». Так же, как и в фондах, полезное сочеталось здесь с приятным в виде чая, а временами и шоколадками к нему в середине дня. Наша изыскательская деятельность была вознаграждена, когда на одной из многочисленных карт старого Владивостока мы обнаружили «Пристань Линдгольма», которая позволила определить местоположение городского дома Отто Линдгольма на берегу бухты Золотой Рог. Скромное открытие, да, но какое значительное достижение, когда никаких других сведений у меня не имелось.

Многие подробности для моей работы над будущими «Письмами из Владивостока 1894-1930» были обнаружены тем летом благодаря неизменной поддержке этих работниц музея и созданным ими комфортным условиям. До публикации книги пройдет еще десять лет, но в июле 1998 года я впервые выступила с публичной лекцией в Голубом зале Музея. Я хотела вернуть Элеонору Прей во Владивосток – в город, который был ее домом на протяжении тридцати шести лет и в котором она на то время была совершенно неизвестна. Я подготовила небольшую лекцию со слайдами в пластиковых рамочках (сейчас таких уже нет) и, конечно, диапроектор сломался как раз накануне назначенного дня, и, конечно же, Нина Беслановна великодушно одолжила свой собственный, так что все прошло хорошо. Я впервые представила некоторые результаты своих исследований по г-же Прей, и реакция аудитории была теплой, положительной и одобрительной.

Исторический музей и краеведение – это во многом переплетение судеб, мыслей и эмоций; форум, где каждый может и проводить исследования, и общаться. В те дни, когда я посещала музей, в Зале Клио, похожем на гостиную (и названном так в честь музы истории), проводились приемы с оживленными беседами, шампанским и закусками, некоторые из которых устраивались культурным клубом «Магистраль» под руководством Надежды Балакерской. В один чудесный вечер здесь прозвучала незабываемая цыганская музыка, в которой меланхолия переплетается с весельем. Музей им. Арсеньева допускает, чтобы в его стенах раздавались звуки жизни – как, например, возбужденное хихиканье детей, вызванное воспроизведением булочной начала ХХ века, где их угостили чаем «как в старину». Однажды вечером, выходя из Зала Клио, я угодила прямо на репетицию громкоголосого хора; богатые и выразительные голоса хористов заполняли все помещение. Красота исполнения в это мгновение напомнила мне о хорах, звучащих во многих соборах и храмах.

Самым впечатляющим примером звуков, с которыми я когда-либо сталкивалась, звуков, идущих прямо от души истории, явилась потрясающая «Выставка-Книга», основанная на «Письмах из Владивостока». «Письма» были опубликованы по совместной договоренности между Музеем им. Арсеньева, Издательским домом «Рубеж» (с директором Александром Колесовым) и мной. Владимир Николаевич, тогдашний директор музея, предложил дополнить книгу фотовыставкой, и, хотя я неоднократно интересовалась, как идут дела, никто мне почти ничего не говорил. В феврале 2008 года перевод книги с моими предисловиями и сносками, цитатами г-жи Прей был передан в «Рубеж», а в пятницу 24 октября того же года состоялась ее презентация вместе с открытием выставки. Мои коллеги хранили полное молчание относительно выставки, и когда я наконец ее увидела, то была глубоко тронута. Созданная под руководством Виктора Шалая и его группой художников – Дарьей Богдановой, Светланой Ворониной, Еленой Жуковой, Сергеем Аксеновым и Геннадием Анегиным, она представила захватывающую панораму жизни г-жи Прей во Владивостоке, связанную с жизнью самого города и отраженную в нем. Знакомясь с экспонатами, размещенными в просторном помещении, посетитель слышал связанные с ними звуки, которые словно оживляли выставленные плакаты и фотографии, тексты писем и предметы обихода, рассказывавшие как о повседневной жизни людей, так и о насилии войн и революций. Мы слышали щебетание птиц, стук копыт по брусчатке, детские голоса, удары волн o берег, гудки морских судов, выходящих из порта, рокот людской толпы, оружейные залпы, крики агитаторов, шум советских демонстраций и все время музыку: колыбельную, песенку по случаю дня рождения, марши и гимны… Всего в тот день и вечер было больше, чем обычно: больше радости и волнения, больше фактов и новостей, больше щедрости души – больше, чем я могла ожидать. Не только я, но, полагаю, каждый из нас, принимавший участие в этом проекте, был в приподнятом настроении и со скромным достоинством принимал выражения признательности.

Мне жаль, что нынешней осенью я не смогу повидаться во Владивостоке с моими друзьями и коллегами и мне не доведется посмотреть выставку «Память о войне: предметный разговор». И тем не менее, несмотря на существующие ограничения на поездки, Музей имени Арсеньева остается дорогой частью моей жизни, а наша захватывающая совместная работа озаряет ту фреску, которую я рассматриваю в минуты особого настроения. Передавая пожелания успеха и благополучия всем вам, работающим в Музее имени Арсеньева, по случаю его 130-летия, хочу заверить вас вот в чем: История не может исчезнуть, как бы яростно ее ни уничтожали и как бы тщательно ни старались забыть. И Музей имени Арсеньева, сохраняя память, не дает и не даст этого сделать.

На верхнем фото: Биргитта Ингемансон после презентации «Выставка-Книга» в Музее Арсеньева, 27 октября 2008 г. Фото Г. Анегина.

Биргитта Ингемансон, член Общества изучения Амурского края.

Пер. А. А. Сапелкина

Досье «Золотого Рога»: Биргитта Мария Ингемансон родилась и выросла в Стокгольме. Училась в Стокгольмском университете («fil. kand.» по истории и русскому языку) и в Принстонском университете (Ph.D. 1975 г., по русской литературе). Защитила диссертацию о «Путешествии в Арзрум» А. С. Пушкина. Профессор Вашингтонского государственного университета, г. Пуллман (штат Вашингтон). Главный материал исследований: Письма Элеоноры Лорд Прей, которая жила в «Доме Смитов» во Владивостоке 36 лет (1894-1936) (коллекция в Конгрессной Библиотеке). Биргитта Мария Ингемансон в настоящее время живет и работает в Пулмене (штат Вашингтон, США).

Изданы книги:

Прей, Элеонора Лорд. «Письма из Владивостока, 1894-1930». Под редакцией Биргитты Ингемансон. Собрано, сисематизировано и сохранено Патрицией Д. Сильвер. Предисловия Б. И. Пер. А. А. Сапелкина. Владивосток: «Рубеж», 2008.

Pray, Eleanor Lord. Letters from Vladivostok, 1894-1930. Ed., introductions, and notes Birgitta Ingemanson. The Eleanor L. Pray Collection collected and organized by Patricia D. Silver. Seattle: University of Washington Press, 2013.

Следующие книги – на английском и русском языках (книги-перевертыш):

Ингемансон, Биргитта. «Солнечный дворик. Владивостокская повесть». Перевод и послесловие М. Немцова. «Рубеж», 2011.

Прей, Элеонора Лорд. «Избранные письма, 1894-1906». Под редакцией Биргитты Ингемансон. Перевод А. А. Сапелкина. «Рубеж», 2012.

Прей, Элеонора Лорд. «Владивостокский альбом». Составление, предисловие и комментарии Биргитты Ингемансон. Перевод Максима Немцова. «Рубеж» и ПГОМ имени В. К. Арсеньева, 2012.

Прей, Элеонора Лорд. «Избранные письма, 1907-1917». Под редакцией, с введениями и комментариями Биргитты Ингемансон. Перевод А. А. Сапелкина. «Рубеж», 2019.

Газета «Золотой Рог», Владивосток.

После презентации в Зале «Клио» с клубом «Магистраль». Слева: Б. Ингемансон, Н. Ф. Балакерская (руководитель клуба), П. Ф. Бровко. Петр Федорович был «крылатым посланником» письма, которым Элеонора Прей появилась в моей жизни

Музей им. В. К. Арсеньева, 24 октября 2008 г. Фото Л. И. Матузенко

Источник